6 февраля 2009

На творческой встрече, приуроченной к недавней презентации своего сольного альбома “Хулиган” (озвучка стихотворений Сергея Есенина)  народный артист России Сергей Безруков учил участников встречи - студентов журфака СПбГУ - азам сакрального: родному языку и исторической правде, любви к простому в искусстве и искусству в простом. А в паузах между наставительными серьезностями, овациями и ответами на записки  - “отжигал”. Три с половиной часа.  Менял роли, жонглировал экспромтами, декламировал стихи  - чужие и свои - и пел, порой нежным, горячечным шепотом, порой почти громоподобно, рвал и метал, в буквальном смысле раскачивая тесную аудиторию. В общем, самая настоящая “Исповедь хулигана”.

Итак, говорит Сергей Безруков.

Сцена

-Театр – та самая отдушина, которая бывает у каждого актера. Есть момент преходящих работ в кино и на ТВ, но именно театр позволяет актеру сохранять сущность. Если у актера отнять театр, которому он служит, его профессионализм начинает уходить. Хотя есть, конечно, примеры великих киноактеров, но у них при этом, как правило, было очень много работы в кино, либо еще какие-то способы самовыражения. Актер жить без сцены не может. Сцена спасительна для души.

Уважаемые дамы и господа, дорогие мои и хорошие, ходите в театр! То, что я играю в театре, вы в кино не увидите. Я уповаю на то, что когда-нибудь кинорежиссер, придя в театр, увидит то, что я делаю на сцене и задумается о том, как это можно использовать в кино. А пока я просто советую походить в театр - чтобы отдохнуть от кино. Это постоянное киногеройство приедается. От этого я реально устаю.

 

Есенин, аудио

-Несколько песен из моего нового альбома играю всегда. Звучит интересно: как будто у меня было много альбомов (смеется).

На самом деле у меня до этого альбома выходил только один диск, который сейчас, к сожалению, уже невозможно достать. Это диск “Страсти по Емельяну”. Он не был в широкой продаже. У нас была договоренность с иеромонахом Романом относительно того, чтобы эти песни не появлялись на эстраде, потому что он все это считает бесовщиной. Вот поэтому тот диск, где я исполнял православные песнопения, невозможно купить. Посмотрим, может, его когда-нибудь переиздадут, тогда и появится возможность его оценить. А альбом, созданный буквально недавно “Арт-Питером”, это диск, где я уже без всякой режиссуры, без происков сценаристов, без людей, которые указывают и монтируют, от души почитал стихи С. Есенина и попел песни. Никто ничего не вырезал. Плюс 9 моих песен на стихи С. Есенина. Не все я могу исполнить, потому что хороший композитор Леша Пономарев из Тольятти симпатичную аранжировку сделал на мою музыку. Например, композиция “Соловушка”, которая у Есенина подражает песне, безумно интересна, но ее нельзя исполнить без множества инструментов. Это очень необычно. Она как Есенин в роковом исполнении, если можно такое себе представить. Конечно, была советская песня “Я московский озорной гуляка”, хорошая песня у “Монгол Шуудан”, но жесткого рокового исполнения еще не было. Получилось нечто совершенно необычное, нечто кипеловско-расторгуевское.

Мне приятно, что молодежь воспринимает творчество Есенина и то, как я это подаю. Первую песню “Хулиган” я написал еще в 1995 году, и тогда она не была воспринята как песня.

Я в 95-ом впервые сыграл Есенина на сцене Ермоловского театра в спектакле “Жизнь моя, иль ты приснилась мне?”. Композитором у нас был Юрий Саульский. Проходил конкурс есенинской песни, и Юрий, зная о том, что я закончил музыкальную школу, сказал: “Серега, если ты пишешь песни, тем более на стихи С. Есенина, поучаствуй в конкурсе, который я курирую”. Я тогда написал три песни, включая “Хулигана”. Отдал кассету, а она так и канула в лету. Мне было обидно, но я подумал, что жизнь не кончается, может, как-нибудь потом… Прошли годы. И теперь песня есть в записи, причем о которой я не мог и мечтать – с огромным ансамблем русских народных инструментов. Я не эстрадник, не певец, я к этому не привык. 5 балалаек, 5 домр, ударные, гитара, дирижер и т.п.- это все для меня просто удивительно! Непередаваемые ощущения. До слез, до детского счастья: передо мной целый оркестр, и все они смотрят на меня!

 

Есенин, фильм

-Он был потрясающий лирик, с великой душой - душой русского человека, бесконечно любящий родину. Даже в самом фильме, несмотря на его жанровую особенность детектива, которая заставляла режиссера и монтажера буквально резать по живому, т. е. вырезать подчистую всю лирику и оставлять скандалы и драки, даже за этими драками и скандалами – глаза, обращенные к Господу. “Прости нас, Господи!” Бесконечная боль за Родину даже там присутствует. И это также основное, что всегда объединяло людей, которые уважительно относятся к творчеству Есенина. А все остальное – благоприобретенное: эпоха 20-х, НЭП – “О времена, о нравы!”. Представьте тот век, ту страну, в которой каждый молодой человек считал, что он имеет право менять ход истории, каждый художник чувствовал, что он ее вершит. Очень велик был соблазн у любого тогдашнего молодого человека. Огромное количество творческих течений, в том числе и подводных. Ты чувствуешь, как ты влияешь на время, что ты можешь остаться в памяти многих поколений. Тем более что для этого есть все условия: спрос, есть линия партии, правительства, направленная на развитие творчества. Потом, конечно, многих пересажали, расстреляли, убили и оставили одну единственную линию - партийную.

 

Есенин, история

одного убийства

-Что вы чувствовали, когда играли сцену гибели Сергея Есенина?

-Это вопрос, затрагивающий область подсознания. Такие роли непросто даются. Они приносят новые эмоции, страхи, бессонные ночи и также много отбирают у тебя. Не по себе было, когда играли эту сцену, конечно – единственное, что могу сказать. Мы работали в мосфильмовском павильоне, который имитировал гостиницу “Англетер” (5-й номер и коридор), где действительно было жутко. Я, помнится, приехал на съемку пораньше, самый первый. В павильон никого не было - темно, полумрак такой. Я пошел внутрь, просто чтобы осмотреться, побродить среди декораций. Тот ужас, который я испытал, психологическое давление  - хотя я человек смелый - был очень серьезным. Мерещилось все абсолютно, просто животный страх ощущал. А ведь это всего лишь были декорации. Хотя художники постарались восстановить все насколько можно правдоподобно: и эркер присутствует, и окна, которое выходит на Исаакий, и даже обои, хотя с ними сложнее, потому что сохранились только черно-белые фотографии. Очень страшно. Тем более, мы снимали убийство, а это именно та точка зрения, версия, с которой я согласен. Я убежден в этом, как и мой отец, как и многие, с кем я был знаком. И с Эдуардом Ивановичем Хлысталовым я был знаком лично, который написал книгу “Тринадцать уголовных дел Есенина”,  где он обосновывает версию насильственной смерти. Дело в том, что существующий акт судмедэкспертизы - это просто бумажка. На этом документе нет номера. Этот акт Гиляревского написан очень коряво, видно, что человек торопился - либо его подгоняли, либо он писал под диктовку. Косо написано “Акт” и далее перечень того, что было зафиксировано, подпись. Но был же и настоящий акт судмедэкспертизы, который имел номер. Потому что свидетельство о смерти в ЗАГСе выдают на основании документа. И Вольф Эрлих получал его на основании документа - того самого, таинственно исчезнувшего первого акта. А вот что было в этом акте, как раз раскопал Э.А. Хлысталов, побывавший в ленинградском ЗАГСе, и видевший, что в этой самой регистрационной книге было записано просто о том, что свидетельство о смерти Есенина выдано Эрлиху на основании акта судмедэкспертизы за номером таким-то. Не могу вспомнить номер, но в фильме он присутствует. На этом и строится финал. Подполковник Хлыстов (Хлысталов), которого играет Николай Михайлов, узнает о существовании подлинного акта, но в результате авария, … и ничего нет. Просто я поговорил со сценаристом, чтобы зашифровать это послание, чтобы оно осталось. Не знаю, кто будет читать Э.А. Хлысталова через десять лет… Однако надеюсь на то, что и тогда будут люди, любящие Есенина. А может быть, и доживем до времени, когда не будут говорить просто “о смерти Есенина в “Англетере”. Хотя там еще честная памятная доска: “трагически оборвалась жизнь” - ни за, ни против. Хотя, может, повторяю: доживем, и в школе будут рассказывать об убиенном Есенине в гостиничном номере “Англетера”.

Я знаком со Светланой Петровной Есениной, племянницей поэта - дочерью Шуры Есениной. У Светланы Петровны свое отношение к фильму. Она выступает за эксгумацию останков. Говорит: “Сережа, я этого обязательно добьюсь. Лишь бы хватило сил и здоровья. Я как родственница имею на это право”. И тогда, наконец, все станет ясно. Я ей готов во всем помогать, чем смогу. Я в нее верю. Она женщина в возрасте, но боевая, мощная, с характером. Она ходила даже в “Битву экстрасенсов”. Я видел эту передачу. Она взяла ту самую знаменитую фотографию Есенина, только что вынутого из петли, и положила фото в конверт. Каждый из экстрасенсов подходил к этому запечатанному конверту и говорил, что он там видит. Я артист - я вижу, когда играют. Даже, если играют очень хорошо. А эти люди, работающие с паранормальной энергией, не играли… И в результате они выдали версию: “Доведенный до самоубийства человек”. У меня был шок. Я не мог в это поверить. Я позвонил Светлане Петровне, и она мне сказала: “Знаешь, все вырезали. Из девяти экстрасенсов восемь сказали,  что это убийство”. Восемь! А этого в передаче нет. Почему? Неужели так мало людей, которые хотят докопаться до самой сути? Ведь история – не та вещь, которая может заканчиваться одним знанием. Здесь ключевое – желание, настойчивость, молодость. Ведь с каждым пятилетием копать все труднее и труднее. От многого избавляются. От многих избавляются. Многое исчезает безвозвратно. И поэтому необходимо уметь надеяться!..

Кирилл САВИЦКИЙ,

специально для

“Невского истока”